Петр Киле - Свет юности [Ранняя лирика и пьесы]

Достоинство мечты

Пожилая женщина с цветамиВ толпе спешащей, тихая, идет,Всех избегая светлыми глазами,Как будто не цветы, она цветет.

Там где-то затевается веселье.Родилась внучка, робкая мечта?А может, у подружки новоселье,Утрата или просто суета?

Молодые девушки ревнивоОглядывались на ее цветы.Она ж несла их всем на диво,Храня в себе достоинство мечты.

* * *

Сажают картошку горожанеПо крохотным полоскам вдоль дорог.На день, на два они крестьяне.Мила земля своя у ног.

И отдых, и заветная работа —Как дедовский поклон земле.Не суетная у всех забота,А память детских и военных лет.

И день высок, и роща лучезарноСияет утром и весной.В движеньях люди тихи благодарно,Осенены небесной тишиной.

Фотография 1909 года. Брюссель

Детей всех пятеро: два подросткаИ малыши, — и все не без затей, —Стоят вкруг матери, одетой просто,Сидящей по-домашнему среди детей.

Отец их — фабрикант московский,Она же враг богатству и царю.Борьба ей в радость, но с какой тоскоюДетей ей вспоминать в чужом краю.

Встречаться им приходится так редко,И то лишь в тайне, и в чужой стране,И все скорей вращается планета,Как в Подмосковье, по весне,

Когда вокруг Россия из-за лесаЗарею утра несется полыхать!Француженка, дитя Москвы, Инесса,Среди детей она всего лишь мать.

Барышня на старинной фотографии

В ней та пленительная странность,Как в ландыше в лесной тиши.В ней простота и радостная ясностьДевичьей, пламенной души.

Не дочкой генеральскою для света —Она росла с блестящею мечтойМир воссоздать фантазией поэтаИль изменить своею красотой.

Россия на рубеже столетий!Все тени меркнут — и деспотизм царя.Там барышня грозится всей планете,Глядит, как вешняя заря.

Отдыхающие

Средь сосен, тишины и моряЧто ж думать о болезнях и годах…Довольно было счастья или горя, —Так хорошо забыться вдруг в мечтах.

Пустынный пляж, вода и небосклоны,Прогулки, шутки на устах…Здесь веселы, как девочки, матроны,А мужички невинны — прямо страх.

И так здесь все добры между собоюИ вежливы — что значит видеть свет.Но дни текут меж небом и землею,И в снах пустых услады нет.

И лишь потом забытая усталостьВ тиши, средь сосен над водой,Вернется лаской светлого участья,Веселой негой жизни молодой.

Приморские сосны

Как они не похожи на сосны из рощи,Что возносятся стройно в небо страны, —Одинокость, причудливость мощи,Точно снятся им странные сны.

Дуют ветры здесь всех океанов,И дыхание Арктики их кроны гнетет.Но величье морских великановНас куда-то невольно влечет.

Острова в океане, и пальмыТам встают, где кончается плес,И причудливость форм, точно памятьО Карибском море ветер принес.

Служительницы Эрмитажа

Из зала в зал старушка за старушкойСидят, прохаживаются там —Рассеянно, иль строго, иль со скукой,Ведя как будто счет секундам и векам.

Одна ж из них задумалась так странно:Дивясь устало божьей красоте?Как в неисправном цветном телеэкранеКартины светятся ей со стен.

Камеи, амфоры, скульптуры,Картины — нет всему числа!Исторья мировой культуры —Вся жизнь, что некогда цвела!

А публика, пленительно-живая,Всех рас, народов и племенПроходит здесь, чуть сознавая,Что жизнь ее — как небосклон

С верхушками то пальм, то сосен,С восходом солнца где-то по весне!О, время! О, святая осень!Рембрандтовой старушкой на стене.

Запрос

Товарищи! Что изменилось в мире?Как встарь, без гроша поэтЖивет в коммунальной квартире,В которой и телефона нет.

Жаворонок

Над городом с лужайкой знойно-летней,Как будто здесь лесная сторона,С утра всех громче и победнейЗальется жаворонок у самого окна.

То весел он, то гневен от обиды,Иль точно вас целует он в уста.Наполнить песней городские виды,Быть может, новая его мечта.

И песнею своей струей фонтанаНесется, не спадая вниз, все ввысь.Меняясь в настроеньи непрестанно,Твердит он свой дивиз: «Дивись!»

После купания

В городе среди прохожихМолодая женщина весело идет.Если не красивой, то пригожейВсякий непременно ее найдет.

Но сегодня она прельщаетСамое себя влекущей наготой,Той свободой, что, как счастье, таетИ восходит женской красотой.

От купанья в ней струится свежестьТак чудесно, что сказать нельзя.Есть неизреченная такая нежностьВ озере лесном после дождя.

Перо птицы

              1Берег моря был светел, когдаПеро птицы вдруг в небе повислоИ, точно радуги коромысло,Засияло на миг, навсегда.

Птица где-то над морем летит,Мир далекий окидывая оком.Но перо о полете высокомВесть навеки сохранит.

               2Представить, как писали в старину,Я в руку взял перо, и в мире песнопений,Как утром, в час счастливых озарений,Вновь пережил поэзии весну.

О, дивное перо! То молнии удар,То нежность лепестка — поверх страницы!Петрарке, Данту божественные птицыТакие перья роняли в дар.

               3Вот почерк ясный и лихой,И эти чудные рисунки,Что на листах оставил Пушкин, —Мир антологии живой!

Всё в мире переменится скорей,Чем хочешь ты, но в сфере светло-струйнойОстанется поэзия вечно юной,Внемли ты только ей живей!

Влюбленный дельфин

Неволя приятна, когда ты влюблен,В бассейне носится, как угорелый.Что море ему и что небосклон,Когда он так счастлив, скромный и смелый!

Для публики пусть он всего лишь циркач,Лихой и забавный — ради награды.В кого он влюблен? Нет, лучше летать и играть,В том будет больше отрады.

Ведь все началось за много веков,Когда на Олимпе боги сходились.Тогда Афродита из пены морскойПоднялась — и все ей дивились.

Трибуны высоки, как древний Олимп.Но лица и краски не слиты.Оттуда глядит, а солнце, как нимб,В досаде и страхе дочь Афродиты!

Прощание до завтра